Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Года три назад я считал, что на сто процентов уличил одного типа в двух убийствах, — подтвердил Циммерман, — он даже добровольно подписал признание. Только суд его все равно оправдал, только потому, что он не поскупился на адвоката. А у человека, на которого мы нацелены сегодня, будет за спиной не меньше двух самых дорогих и прожженных защитников, каких только можно будет найти.

— Господи, Циммерман, — воскликнул Крамер-Марайн, — неужели и вы разделяете мнение, что наше правосудие можно купить за деньги?

— К сожалению, да, — и от дальнейших комментариев комиссар воздержался.

— Послушав вас, я наконец понял, что в отличие от вас живу совершенно без проблем. Из аварий мои трупы прибывают с изобилием солидных доказательств.

Тут Крамер-Марайна вызвал на связь патруль дорожной полиции — срочное и важное сообщение. Капитан вначале слушал спокойно, даже сделал пару заметок. Но вдруг потрясенно, севшим голосом крикнул в трубку:

— Повторите имена еще раз, только медленно и разборчиво! — И еще раз переспросил: — Это не ошибка?

Потом положил трубку и застыл, словно его громом поразило.

— Что случилось? — спросил Келлер, сразу поняв, что дело худо.

— Какой-то ненормальный, — медленно, заикаясь, начал капитан, — мчал в грузовике по шоссе и с полного хода влетел в группу машин, остановившихся у места ремонтных работ. Отказали тормоза или просто уснул — не знаю. Его задержали и допрашивают.

— Ничего особенного, на наших дорогах это происходит каждый день, — невесело заметил Келлер.

Крамер-Марайн медленно повернулся к Циммерману.

— Вашего сына зовут Манфред?

— Значит, там был красный «ягуар», — мертвым голосом произнес Циммерман. — А в нем Амадей Шмельц и Манфред…

— Да. И оба они мертвы.

После ухода Крамер-Марайна комиссар Циммерман долго еще неподвижно сидел с закрытыми глазами за своим столом.

— Полагаю, жене ты скажешь сам…

Циммерман кивнул.

— Я пойду с тобой, — Келлер кивнул псу.

Повернувшись к Фельдеру, Циммерман уверенно, без малейшей дрожи в голосе приказал:

— Вайнгартнер пусть займется Фриш-Галатисом. Коллега Дрейер заедет за Хелен Фоглер. Ляйтнер не спускает глаз с Хесслера. Операция продолжается. Фон Гота пусть зайдет ко мне, когда вернется.

— А кто сообщит Шмельцу? — спросил Фельдер.

— Это я возьму на себя, — решил Циммерман и кивнул Келлеру.

— Пошли… нам предстоит нелегкий путь…

Телефонный разговор Ойгена Клостерса из «Бунте иллюстрите» с Сузанной Вардайнер.

Клостерс. Фрау Сузанна, поверьте, я искренне возмущен. То, что позволили себе с вашим мужем…

Сузанна. Так вы уже знаете?

Клостерс. Весь город уже знает. Ширятся самые фантастические слухи и сплетни. Нужно что-то предпринять!

Сузанна. Но Бургхаузен, когда сообщил мне об аресте мужа, сказал, что это недоразумение. И посоветовал ничего не предпринимать.

Клостерс. Именно потому, что так говорил Бургхаузен, вам не следует принимать его совета. Разве вы не знаете, какую роль именно он играет в этой грязной афере, которую прокрутили вокруг вашего мужа?

Сузанна. Хочу предупредить вас, что я не верю никаким сплетням о моем муже, не верю и тому, что он замешан в какой-то грязной афере. И свое мнение не изменю.

Клостерс. Совершенно правильно. Но о вашем мнении должны узнать все. И подать это нужно достаточно ярко!

Сузанна. Конечно, это не в моем стиле, но, если речь идет о моем муже, я готова на все. И что, по-вашему, нам нужно сделать?

Клостерс. Все очень просто. Сегодня вечером вы пойдете в Дойчемузеум на концерт оркестра Ленинградской филармонии. И на глазах у всех мюнхенских снобов я буду как ни в чем не бывало сопровождать вас.

Сузанна. Нив коем случае! Это вызовет лишние разговоры.

Клостерс. Послушайте, фрау Сузанна, я руковожу журналом с миллионным тиражом и знаю, что нужно людям. И уверяю вас, что этот ход заставит остеречься и прокурора. Но чтобы избежать осложнений и ненужных сплетен, я позаботился и о втором сопровождающем. Доктор Шмельц уже выразил согласие. Что вы на это скажете?

Из записок комиссара в отставке Келлера.

«Мы с псом проводили нашего друга Циммермана домой. По дороге он вначале долго молчал, видимо, думал о смерти сына и о том, как сообщить эту новость жене.

Но, видно где-то в подсознании, продолжал размышлять о нашем деле, потому что вдруг заявил:

— Я оказался в ситуации, хорошо тебе знакомой. На этой стадии я все — или почти все — знаю, но ничего еще не могу убедительно доказать. Но должен это сделать любой ценой!

— Сейчас ты думай о том, что тебе предстоит, — сказал я. — Потом спокойно соберешься с мыслями.

Циммерман вошел к себе, а мы с псом остались на лестнице у дверей, сквозь которые доносился приглушенный голос комиссара. Ответов жены слышно не было, словно он разговаривал в пустой комнате. Но, появившись через десять минут, он был ужасно бледен. Впрочем, возможно, это все освещение…

Заговорив, он снова стал прежним непреклонным Циммерманом:

— Теперь мне нечего терять. Поэтому — за дело!»

Вайнгартнер не был новичком в своем деле. Некоторые его достижения были признаны специалистами даже за границей. Но то, что продемонстрировал в гараже Шмельца Фриш-Галатис, вызвало восхищение и у него.

Этот небольшой человечек из Цюриха с неторопливой, рассудительной манерой говорить, производил впечатление скорее уважаемого бизнесмена, чем прославленного криминалиста.

Методы работы были у него, по меньшей мере, необычными. Вначале он, не говоря ни слова, замер в воротах гаража, прищурившись оглядел помещение. Потом вежливо, словно принося извинения за хлопоты, попросил, чтобы все светильники, которые были в распоряжении, поочередно освещали отдельные места в гараже по его указаниям. Всю площадь гаража, включая автомобиль, станки и склад запчастей, разделил на участки, которые осмотрел самым тщательным образом. И только потом, когда все вокруг, может быть за исключением Вайнгартнера, начали терять терпение, вдруг сказал:

— По той информации, которую мне предоставили, этим автомобилем мог быть убит человек.

— Мы так считаем. Но все части машины, на которых могли быть следы этого происшествия, были заменены и удалены, — ответил Вайнгартнер, — и мы не знаем куда. Просмотрели все места, куда обычно вывозят автомобильный металлолом, и все автомобильные кладбища. Ничего не нашли. Разумеется, мы не успели проверить сотни нелегальных свалок…

— Это лишняя растрата сил и времени, — констатировал Фриш-Галатис. — Попытаемся заняться тем, что в нашем распоряжении. По опыту можно судить, что любой преступник пытается немедленно уничтожить все улики, — так сказать, очистить себя и орудие убийства.

— Это мы тоже учитывали, — Вайнгартнер устало усмехнулся, — машина здесь, в гараже, была очищена раствором щелочи и тщательно промыта водой.

— А где те губки или тряпки, которыми это делалось?

— Неизвестно. Вся грязь старательно смыта в канализацию. Даже решетки на стоках прочищены сильнейшими моющими средствами.

Но эта информация не отбила у Фриш-Галатиса рабочий настрой.

— Знаете, — заметил он Вайнгартнеру, — я начинал с технических экспертиз причин возникновения пожаров. И там усвоил принцип: ничто не сгорает без остатка. Полагаю, что в несколько иной форме это подходит и к нашему случаю: ничто нельзя бесследно смыть!

От этих слов авторитет швейцарского гостя в глазах коллег Вайнгартнера еще возрос: они-то знали, что экспертизы при пожарах — сложнейший вид всех криминальных экспертиз.

Склонившись над решеткой канализационного стока, Фриш-Галатис ее поднял и осветил фонариком лоток. Но тот сиял чистотой. Он не сдавался. Достал из своего поношенного саквояжа странное устройство, состоявшее из обычного зеркальца для бритья и уровня. Немного повозившись с ними, удовлетворенно поднял глаза на Вайнгартнера.

— Отлично, сливная труба идет почти без уклона, значит, в ней наверняка сохранились остатки смытой грязи.

Снова порывшись в сумке, извлек спиралеобразный зонд с пробником на конце. Просунув инструмент в трубу, повертел его в обе стороны и наконец извлек наружу.

— Нужны пластиковые ванночки и пленка для их упаковки, — повернулся он к Вайнгартнеру.

— Вы в самом деле полагаете…

— Надеюсь, что да.

Фриш-Галатис растирал остатки нечистот, какую-то густую кашицу неопределенного цвета, по кассетам, которые ему принесли.

— Большей частью это только сгустки грязи и моющих средств, но вот здесь и несколько текстильных волокон. Может быть, под микроскопом обнаружим и следы крови.

— Полагаете, этого достаточно, чтобы сделать в нашей лаборатории анализ и добыть какие-то доказательства?